Мне приснилось лондонское небо. В поисках мистера Дарси - Елена Отто

музыку. Странная песня с барабанами и выкриками заполнила машину.

«Наверное, национальный гимн её племени, – подумала Арина. – А я в детстве читала „Хижину дяди Тома“ и обливалась слезами. Думала, негры такие добрые, терпеливые и работящие люди, а злобные плантаторы их угнетают. Освободили на свою голову. Наслаждайтесь теперь».

Они приехали ещё в один безликий район, застроенный одинаковыми двухэтажными домами, гармошкой растянувшимися по всей улице. Саманта остановила машину возле стеклянной двери с номером сорок восемь и шагнула в крошечную прихожую.

«Как они живут в домах со стеклянными дверями? – удивилась Арина. – Ни железных дверей, ни решёток на окнах, дверь в палисадник хлиповая, да и изгородь по пояс. А тут ещё и стеклянная одинарная дверь. Ведь проникнуть в такой дом ничего не стоит. Даже в Краснознамённом нет такого доверия людям, а здесь большой город…»

Волоча за собой чемодан, Арина проследовала за Самантой. Негритёнок в цветастых шортах уже заприметил серебряный брелок в виде футбольного мяча на её чемодане. Олежек прицепил его на прощание, чтобы она смогла быстро опознать свой багаж на выдаче среди сотен других в аэропорту. Негритёнок остановился, как зачарованный, и повертел сверкающий в лучах солнца мячик.

«Сопрёт, – тоскливо подумала Арина. – Ну и чёрт с ним. Деньги и паспорт нужно при себе носить. Всё остальное можно пережить».

Саманта показала ей замызганную кухню и очень медленно и отчётливо произнесла:

– Каждый день в семь утра я кормлю жильцов завтраком. Ты просыпаешься, приходишь на завтрак и едешь в колледж. Приезжаешь вечером и можешь приготовить себе ужин. Я кормить ужином не буду. Тарелки и кастрюли здесь, не забудь мыть за собой посуду. Чайник в углу – можешь пить, сколько хочешь, но чай и сахар покупай свои. Душ и туалет находятся наверху, рядом с твоей комнатой. Долго в душе не мойся, в доме живёт пять человек, и горячая вода быстро расходуется. Полотенце и мыло я тебе дам. Шампунь купи свой. Телефоном пользоваться нельзя. Ключи от дома я не даю. Если будешь приходить после шести вечера – всегда кто-то дома. Каждое утро ты должна уезжать в колледж. Имей в виду, если ты не будешь учиться в колледже, я позвоню в Хоум Офис и скажу, что ты фиктивная студентка. Поняла?

Арина кивнула.

– Могу я посмотреть свою комнату?

Саманта развернулась и начала грузно подниматься по лестнице.

– Вот это твоя комната, – указала она на дверь. – Там ещё одна студентка живет, тоже русская. Где ближайший магазин и станция метро – она тебе объяснит.

В небольшой комнате с зелёным ковровым покрытием и ярко-жёлтыми стенами стояли две кровати с письменным столом посередине. Возле стола один стул, напротив встроенный шкаф для одежды. На стенах висели расписные керамические тарелки. Весёленькой расцветки шторы завершали неповторимый колорит комнаты. На кровати слева от двери сидела загорелая брюнетка в белых бриджах и чёрной футболке с какой-то рок-группой и читала газету «Loot». Увидев Арину, она сложила газету и выжидающе посмотрела на неё.

– Привет, – поздоровалась Арина. – Мне сказали, ты из России, значит, можно говорить по-русски, если не возражаешь. Я тоже приехала учить английский, но говорить на нём пока не могу. Меня зовут Арина.

– Мелинда, – ответила девчонка, разглядывая её. – Классная куртка. Из «Зары»?

– Нет, из Челябинска.

– Кто такой Челябинск? Дизайнер или магазин?

– Это мой город. Я только что оттуда приехала. А ты из какого города?

– А я из Бельцы. Знаешь Бельцы?

– Это в Краснодарском крае? – предположила Арина.

– Это в Молдове. Молдову знаешь?

– Конечно. Одна из бывших союзных республик. И давно ты здесь?

– Шесть дней. Я работу искаю. Пока не получатся. Слушай, а эти кроссовки ты тоже из России принесла?

– Да, – Арина опустила глаза на свои светло-серые рибоковские кроссовки. – Только не думаю, что они сделаны в России. Где-нибудь в Китае. А «Reebok» можно найти здесь, компания английская.

Она поставила чемодан в угол и опустилась на свою кровать. Открыла пластиковый пакет, достала печенье, конфеты, упаковку ананасового сока и предложила Мелинде. Мелинда кивнула и пододвинула кружку с оленёнком Бэмби. Арина сравнила чёрные блестящие глаза Бэмби с глазами молдаванки и улыбнулась.

– Говоришь, работу ищешь. А какую ты работу ищешь?

– Всякую. Уборки, бары, кофе-шопы, бэби-ситинг, лифлеты давать.

– А кем ты дома работала?

– Я дома не работала, я помогала маме братьев и сестёр смотреть. Почту носила. На рынок ходила. У меня три брата и два сестры. Я самая старая. Маме тяжело.

– А папа?

– Папа в Румынию ушёл. Ещё три лета назад. Я его с тогда не видела.

– Ушёл? Ты имеешь в виду уехал?

– Как он уедет, у него документов нету, – вдруг разозлилась Мелинда. – Пешком ушёл, через границу. Самый маленький братик родился, и он ушёл.

– Он вас оставил?

– За деньгами ушёл. Работать хотел. А я вот в Лондон приехала. Мне студенческую визу сделали. Папа прислал денег, я купила визу. Надо в Лондоне деньги заработать и домой слать. Или замуж идти.

– Я тоже приехала замуж выходить, – ответила Арина в ответ на неожиданную откровенность.

– Я румынина искать буду, – сказала Мелинда. – Они Евросоюз, им можно здесь жить и работать. Я по-румынски хорошо разговариваю.

– А я буду англичанина искать.

– Я англичана не могу, я по-английски не разговариваю. Я только по-русски и по-румынски знаю. А ты хорошо говоришь по-английски?

– Нет, но буду учить, – вздохнула Арина. – Как тебе нравится хозяйка?

– Эта чёрная обезяна? – поёжилась Мелинда. – Я её ненавижу. Всегда орёт. И на телефоне звонить не разрешает. И ванну делать не разрешает – только душ. Я стирать вещи хотела, а она не разрешила, сказала, что я машину поломаю. А я на руках хотела, я не знаю, как машину пользовать, у нас дома не было. Мне нужен был тазик и порошок. Но я не знаю, как по-английски. Я хотела купить, но в магазине четыре фунта стоит – это очень дорого. Она сказала положить одежду в корзине, она сама будет стирать, но три дня уже, а она не стирает. У неё грязно везде, она никогда не убирает. Целый день дома и не убирает. Сериалы глядит и на детей орёт. Старший в школу ходит, а младший дома с ней сидит. Едят всё время пиццы и бургеры. В воскресенье они в церковь ходили. Я так смеялась. Наделась как баба для чайника с чалмой на голове.

– А муж у неё есть?

– Она сказала, есть у неё муж, но в доме не живёт. Приходит мужик какой-то иногда, она его кормит, он спит здесь. Утром уходит. Я не знаю, кто такой. Наверное, любовник. Ты смотрела её задницу? Как можно с такой задницей бриджи носить, я не знаю, – она невольно опустила глаза на свои узенькие брючки. – Ненавижу негров.

– Подожди ненавидеть, ты ещё только первую неделю в Лондоне. Я вот тоже не расистка, но, похоже, скоро стану.

– Как не росиска? Ты же сама сказала – из России. Значит, росиска.

– Нет, вовсе не обязательно, что все, кто из России – расисты, – озадачилась Арина. – У нас, конечно, негров нет и арабов тоже, по крайней мере, я с ними не сталкивалась, но есть китайцы, и кавказцы, и азиаты из бывших республик, и мы их не очень любим, но везде есть хорошие люди, и нельзя же судить всех арабов только по одному примеру и думать, что все негры, как Саманта. – Потом взглянула в недоумённые глаза молдаванки и рассмеялась. – Ах, ты имеешь в виду россиянка! Это совсем другое.

В связи с этим Арина вспомнила, как незадолго до отъезда в клубе международного обмена ей вручили письмо на английском языке, подтверждающее, что ей забронирована комната в британской семье на две недели. Внизу следовала забавная приписка о том, что лондонская контора, отвечающая за размещение студентов по квартирам, не потерпит никакого проявления расизма и социальной нетерпимости и требует от всех участников вести себя уважительно к культуре и обычаям других народов. Арина не придала значения приписке и решила, что не привыкшие к иностранцам русские пытаются качать права в домах англичан, швырять под стол овсяную кашу и требовать котлеты с макаронами. Как